Роман Неумоев: Мы находимся не просто в овраге. Это река Каменец. Тут вот по берегу реки пещеры такие, песчаные. Вот в таких же пещерах, там, в монастыре – кладбище. Там лежит более десяти тысяч гробов, ну и при входе четыре гроба святых. А это – река Каменец, которая… Она гнилая, река. Туда льется канализация, но не только поэтому. Она еще гнилая потому, что когда монастырь защищался, туда трупы сбрасывали. В монастыре была очень интересная система обороны: там при входе в Святые Врата была стена – ее сейчас нет, эта стена создавала каменный мешок. Как только в Святые Врата проходишь, попадаешь сразу в каменный мешок. В этот каменные мешок заманивали противника – человек по сто запускали, ворота закрывали, всех там колбасили, значит, а трупы спускали в Каменец, и их выносило. Она была более полноводная, чем сейчас, бурная речка была такая. Сейчас-то она уже, конечно… Мы, как говорится, при конце времен живем. Она уже, так сказать, затухает вместе со всей нашей историей. А тогда она была бурная. Сто человек зашло – сто вышло, только уже мертвыми. Ну и крови, конечно, в ней было… Ну что такое река с трупами? Конечно она не может быть чистой. Вот такая она вот гнилая речка.

Корр.: А вы вот это место для жизни сейчас не случайно выбрали – Печоры? Так по всему чувствуется, что не случайно…

РН: Не, ну красивое тихое место, собственно говоря. Хорошее место для молитв. Мне уже не тридцать, не двадцать – мне уже сороковник идет, уже пора о душе подумать. Ну вот, в таком месте жить как-то в моем возрасте, я считаю, спокойнее. И потом, бурное слишком прошлое. Я уж седой весь.

К: А вы себя как-то отделяете?

РН: От чего?

К: От прошлого.

РН: Да как же себя отделишь-то? Прошлое – оно всё… и будущее. В Православии же как говорится? Ныне, и присно, и во веки веков. Отделять-то можно, конечно, а там, в духовном мире все едино. Там и прошлое, и настоящее, и будущее. Там это носит название вечности. Там времени такого нету. Там оно сложнее… ну как река. Она ж не может быть разделена, правильно? Можно, конечно, плотину поставить, но все равно ее не перекроешь. А там времени нет в этом понимании. Поэтому там все сразу есть. Поэтому я могу лично отделять для себя, а толку-то? Не получится.

К: А вот это сами обстоятельства привели? Бог управил?

РН: …это люди могут отделять, делить там мою жизнь на тот период, на этот период…

К: Вот многие пытаются говорить: а Ромыч то, тогда…

РН: Это их дело, что они пытаются со мной сделать. Иной суд людской, как говорится, иной суд собственный, иной суд Божий. Мало ли, чего люди о ком думают. Люди всегда ошибаются. Они даже о себе как правило ошибаются, когда судят, а уж, тем более, о ком-то другом когда судят – обязательно ошибаются. Никто не знает чужую жизнь, поэтому судить… На самом деле я, если уж так говорить, если внимательно посмотреть моё творчество, я в своём творчестве ничуть не изменился, можно сказать. Ну да, у меня был период… В ранних альбомах, как говорится, занесло в оккультизм. Но по сути своей моё творчество изначально христианское, христианской направленности.

К: А занесло в оккультизм – это в каких?

РН: Ну детская болезнь эзотеризма, как говорится, в коммунизме (смеется).

К: Это в «Ночном бите»?

РН: Позже… я пытался что-то там… думал, что… как многие люди. И сейчас люди могут думать, что, допустим, йога – это одно из ответвлений христианства. В таком заблуждении я пребывал, что духовный путь у человечества один там, магистральный, только полосы разные. Ну вот в этом я ошибался. Оказалось, что духовных путей много и далеко не все они истинные, эти пути, но это многие проходят. Как это новые богословы описывают: при той духовной ситуации, которая сложилась при коммунистах, при том количестве лжи и запрете на всякую вообще… на духовность, скажем так, на духовную жизнь, при разгуле материализма дезориентировано оказалось целое поколение, а то и несколько поколений. Они не могли изначально знать, что есть истинный путь, где есть правда, где есть ложь. Всё это запутали, всё это запечатали запретами, кто пытался говорить правду, тех сажали, вот… Поэтому чего тут удивляться? Многие и сейчас также думают, как Майк пел: «Когда Иисус Христос сказал впервые «ОМ» (смеется)… В таком же ключе многие, так сказать, представляют.

К: Ну это там как бы лирический герой, так иронично…

РН: … и сейчас думают, что святые наши – это люди, испытавшие сатори. Я, может, тоже также думал, когда был молодой, не зная, в чем разница между восточными духовными практиками, христианскими, скажем, и западными.

К: А как прорваться удалось все-таки на настоящую магистраль?

РН: Так никуда не прорывался я, я просто… Ну, очень многие сейчас идут от противного, углубляясь, в этих путях плутая – эзотеризм, из эзотеризма многих заносит в НЛО, из НЛО, там, в рок-музыку, после рок-музыки – наркомания, и т.д., и т.п. Всякие вот эти взаимосвязанные между собой вещи… вот… хождение ложными духовными путями. В определенный момент человек, идя этими путями, просто доходит до некой черты, на которой просто становится ясно, что если дальше он этой дорогой пойдет, будет хана.

К: Вы дошли до этой черты в какой-то момент?

РН: Да, я до такой черты, можно сказать, дошел. То есть я уперся и понял, что, может быть, даже уже слишком поздно, может, даже мне и не выбраться из этой ситуации – кто его знает, я не знаю. Но вообще хождения этими путями – они для всех свойственны… но это не есть некое удивительное явление, потому что Православие, истинное христианство – это вершина по сравнению со всеми другими духовными ипостасями, это уже конечный пункт, сам Господь Бог, а между Богом и человеком много чего еще есть… как говорится, промежуточные стадии, как это называют, космические иерархии.

К: Ну Церковь такой лексики не использует – космические иерархии…

РН: Не, ну почему, новые богословы – Кураев, например, об этом пишет. Церковь о космических иерархиях, быть может, ничего и не говорит, потому что Церковь это не институт. Церковь не апеллирует ни к каким космическим иерархиям – Церковь апеллирует…

К: К людям?

РН: Нет, не к людям – к Богу, к ангельскому миру, демонический описывает – демонология есть, ангелология и т.д. Космические иерархии – это вообще, конечно, лексикон Елены Блаватской. Это, может быть, интересно читателям… это, можно сказать, две точки зрения есть магистральные такие – космогоническая, скажем так, космическая, связанная с теориями космизма, и христианская точка зрения. А различаются они принципиальным образом вообще – взглядом на Бога, и на человека, и на мир, и на цивилизацию. То есть, если космический взгляд такой, который свойственен всем эзотерикам – так или иначе они если не дошли до этого, то дойдут. Вершина всей этой пирамиды оккультно-эзотерической, скажем так, – она там, туда упирается, в космос. Это взгляд такой, что человек и человеческая цивилизация являются продуктом деятельности, скажем так, экспериментом (по Елене Блаватской) двенадцати элогимов так называемых. Были двенадцать элонгимов, двенадцать сверхцивилизаций, которые породили нашу цивилизацию, человеческий материал был помещен на Землю, не совсем полноценный – было решено его не убивать. Ну, это я не от себя, это я рассказываю то, что общеизвестно, то, что у Блаватской той же можно прочитать, вот… Что он помещен на Землю был, этот материал, и ему дано было развиваться – уничтожать не стали, хотя он неполноценный изначально. То есть как бы человек – изначально существо больное, не имеющее той, скажем…

К: Божьей искры?

РН: Нет, Божью искру, безусловно, человек имеет, дело-то не в этом, дело в том, что не имеет достаточной силы для того, чтобы противостоять злу, например. Человек подвластен злу и перед злом человек слаб.

К: Ну это неправда.

РН: Ну как это неправда? Это по Библии даже подтверждается, пожалуйста: падение Адама – проявление слабости. Если б человек был разумом силен, неужели бы змею удалось его обмануть? Как же это могло произойти? Ну вот это одна из точек зрения – космическая. По Блаватской получается, что было двенадцать элонгимов, потом пять улетели вообще, их с тех пор и нету, а остальные семь разделились на два лагеря: один остался на Луне, а шесть улетели на Солнце. И с тех пор… вот, существует такая гравюра – война между драконом и львом. Лев символизирует Солнце (это и у Юлиуса Эволы можно прочитать). Ну и вторая точка зрения… опять же, относительно первой скажу: это получается, что человек – это такая тля, которую тут поселили сверхцивилизации. Эту теорию подтверждают американские фильмы типа «Ангар-18»… есть такие фильмы, очень грамотные, кстати… Ну, это такой вот взгляд, что поселили, произвели, следят за нами, и вот они сейчас вернулись, чтобы, значит, новый этап…

К: Они сейчас вернулись?

РН: Ну да, если верить фильму «Ангар-18», они тут висят, как я уже говорил, над стратегическими объектами – Печоры, Дивеево, Саров… я не понимаю, честно говоря, куда наши средства ПВО смотрят… У них на глазах просто под носом висят тарелки…

К: Вы поясните, что над стратегическими, не в смысле военном.

РН: Ну я пояснять ничего не буду, потому что не будем углубляться в такие области, как говорится, может оказаться военной тайной, а мы ее тут сейчас откроем (смех)… Я не об этом. Я закончу описание этой точки зрения, космической. Она характерна тем, что получается, что человек именно – это такое недосущество, которому под воспитательным оком инопланетян и элонгимов надлежит стать полноценным членом общества космической вселенской семьи. А христианская точка зрения говорит о том, что это творение Божье и что если уж на то пошло, то всякие инопланетяне – Божьи творения, и человек по времени, быть может, самое младшее творение. И он, как в семье младшенький, быть может, самое болезненное, но и самое любимое дитя в семье, последнее и больное. И вот попечение о человеке на самом деле там никакие не инопланетяне осуществляют, а сам Господь через ангелов, через Божью Матерь и т.д., то есть это совсем другая… вот эта точка зрения первая – она холодная…

К: Это чувствуется.

РН:… она холодная, она напоминает встречу одного… не помню фамилию оккультиста… как он описывает встречу с высшими существами, когда они обшарили его мозг, а потом унеслись под небеса, а он посылал мольбы и говорил, что пережил катастрофу, потому что, говорит, моё понятие о Боге было совсем другим… и вот я встретился с этим «богом», и он оказался не тем совсем – не любящим отцом, а совершенно холодным прагматичным существом. Ну и вот, автор того, что я цитирую, говорит, что нельзя, наверное, лучше описать встречу человека с дьяволом. Это и есть совершенно холодный разум, безжалостный.
А христианская концепция – она совершенно о другом говорит, суть христианского учения говорит о совершенно другом Боге – о Боге – любящем Отце, о Боге-Христе как о друге человека… это Бог совсем другой, это Бог доступный, простой. Да, Господь, но, извините меня, не пастух там типа инопланетян, которые рассматривают людей как коров – мы их пасем для того, чтобы молоко с них доить… вот, а Христос – Бог спасающий и жертвующий собой. Ну разве можно представить каких-то инопланетян, жертвующих собой ради, так сказать, человеческого блага, если они на человека смотрят как на тлю, как на корову, который недосущество, и его надо пасти там, и т.д., а потом, наверное, на мясо отправить кого-нибудь. Вот две концепции. Человек же волен выбирать, какая ему ближе – космическая или христианская. Но то, что они… вот я заметил, если даже за пример фильм «X-Files» взять… Дэвид Духовны где играет – там есть такая серия, где сталкиваются с феноменом… мальчик там какой-то, его пытаются посланники дьявола погубить, а какие-то посланники добрых сил его защищают, вот… и один из пытавшихся мальчика спасти – его убивают демоны, и в морге Дана Скалли принюхивается: от него идет благоухание.

К: От убитого демонами?

РН: Да, он пострадал за мальчика – избранника светлых сил. А у мальчика стигматы начали проявляться… вот… и Дана Скалли нюхает и запах этот ощущает – она верит в это, а Дэвид Духовны, который на инопланетную эту… ему это совершенно пофиг. Он говорит, мол: ну что ты, дурочка, что ли? какой запах? То есть эта космическая концепция – она характерна материализмом, таким критическим подходом ко всему, наукообразностью, и т.д. … с верой она не состыкуется – с верой и таким понятием, как чудо. Там нет чуда, там есть оккультный феномен, а в христианстве все вращается вокруг такого понятия, как чудо. Мне кажется, для людей это более близко, потому что люди сказки любят больше, чем научные трактаты.

К: Ну а нет ли такой беды, что в России население в результате не выбирает никакую концепцию, вообще ни о чем не думает?

РН: Население в России делится на три части, я бы сказал. Одна часть действительно ничего не выбирает, ничем не интересуется – просто-напросто это обыватели. Это не только в России – всегда, во все времена во всех системах, государствах и народах от 10% до 13% по статистике занималось каким-то богостроительством, богоискательством, остальные люди составляют просто обывательское большинство. Поэтому что имеется в виду под населением России – процент тот же.

К: Просто мне кажется до революции крестьяне – даже само слово «крестьяне», «христиане» – они были искренне верующими…

РН: А, ну крестьяне да… вообще это слово так и происходит. Крестьяне – это христиане, которые трудятся на земле, питаются от плодов земли, молятся Богу. Собственно, этим слоем Церковь в России всегда и поддерживалась, существовала.

К: Но сейчас ведь нет этого слоя.

РН: Ну он уменьшился, но как нет? Он, во-первых, был в России избит, лишен вот этой связи – ему было запрещено верить и т.д. Сейчас просто это возвращается, но еще огромное количество крестьян спилось, деградировало, но где-то в каких-то местах это восстанавливается, а сейчас… количество верующих, скажем так, приросло за счет интеллигенции городской, которая, проснувшись, пошла именно в Церковь. Но опять-таки я не скажу, что это массовое явление: если посмотреть, храмы полупустые. На праздники только наполненные, а так если посмотреть, они же полупустые стоят. Но в Америке еще хуже, и викарный епископ, бывший здесь наместником монастыря – здесь был Павел, наместник этого монастыря, – он был викарным наместником Америки, и он оттуда сбежал, потому что, говорит, на епископских службах три человека стоят, в Церковь почти никто не ходит, зато сатанинская церковь расцветает пышным цветом. А у нас в России, слава Богу… интеллигенция… что плохого, что интеллигенция в Церковь идет? Ничего плохого, просто у интеллигенции критический настрой. Крестьянин верит – у него более доверчивое сердце, а интеллигенту всё надо пощупать, всё надо прочитать, узнать, увериться, понять, тогда он, быть может, и поверит, но вера – она возникает или, скажем, актуализируется не в результате прочитанного, а… само понятие веры – это ответ человеческого сердца на явленное ему откровение благодати, то есть фактически на то же самое чудо, почему Христос и творил чудеса – Он не требовал ни от кого слепой веры. Он сказал, что блаженны не верившие, но уверовавшие…

К: А я слышал, – правда, что сейчас с иконой Царственных Мучеников чудеса происходят?

РН: Ну чудес огромное количество происходит – большие чудеса происходят, маленькие чудеса. Вот в Изборске – там вообще все иконы мироточат, и Евангелие пропитано во многих местах, кровоточат иконы Христа. Икона Царственных Мучеников мироточила – мироточение происходило и на крестных ходах, и т.д. Я могу мироточивую икону дома у себя показать – она в углу у меня стоит и мироточит. В чудесах сейчас в России недостатка нет, стоит немного только поинтересоваться, и можно его наблюдать. Здесь вот в Изборске в храме Рождества Богородицы мироточение происходит обильно – там бутылками целыми собирают это миро.

К: И все-таки, несмотря на огромное количество чудес – конец времен…

РН: Ну вот такое же, говорят, перед революцией было. Я не знаю сейчас, насколько конец времен, но какие-то события апокалиптические – они уже вот-вот…

К: То есть мы уже станем свидетелями…

РН: Да, я уверен, что мы уже станем свидетелями этих апокалиптических событий.

К: Ну рухнувшие башни-небоскрёбы – это не одно из этих событий, нет?

РН: Ну… рухнувшие башни – я не сказал бы, что это чудо (усмехается). Если это и чудо, оно организовано человеческими руками, причем ясно уже, какими руками оно организовано – той же самой мировой закулисой, тем же самым мировым правительством – для того, чтобы поднять всемирный флаг борьбы с терроризмом международным, который они же создали, втянуть в эту борьбу правительство России, которое радостно козыряет тут, и всем единым фронтом пойти бороться с терроризмом. Одной рукой создают, другой борются, чтобы человечество не ведало, что они творят. Но всё равно ведает, всё равно раскроется, движение антиглобалистов сейчас действует…

К: Вы с симпатией относитесь к антиглобалистам?

РН: Обязательно. Конечно. Как я могу относиться? Это нормальная реакция нормальных простых людей, которые не хотят быть заложниками этой бесчеловечной политики. Это с одной стороны, с другой – люди имеют право бороться, когда устанавливается система всемирной диктатуры, скажем так, когда готовят просто приход антихриста те люди, у которых все деньги мировые в руках находятся.
Я вообще не могу плохо к этому относиться хотя бы почему… Я могу сказать, что я смотрел календарь – есть такой календарь, где 365 дней года определены как праздники. То есть если все праздники взять в мире, окажется, что на каждый день приходится какой-нибудь праздник. У меня день рождения 17 октября, а по этому календарю 17 октября – день борьбы бедных против богатых. Так что я по дню своего рождения обязан быть на стороне (смеется)… Ну и вот по жизни так и происходит: я как ни столкнусь с людьми богатыми, ничего доброго не вижу.

К: А пример можно какой-нибудь?

РН: Пример? Да вот я в Пскове магазин сделал, в центре Пскова, «Лида». Мало того, что я магазин этот сделал, так они умудрились содрать обратно деньги – почти все, которые я заработал, и сейчас наезжают, чтобы еще что-то получить, хотя магазин уже четыре месяца работает, потому что претензии по качеству у них возникли какие-то. То есть люди, у которых есть деньги – они сразу же считают, что они сильнее и могут диктовать любые условия.

К: Он не ваш магазин сейчас?

РН: Ну как… я его строил. Я пытался заработать деньги – музыкой я не могу заработать столько, чтобы жить на это. Я организовал такую бригаду – делать отделку магазинов. Вот сделал на свою голову. Сейчас эти богатеи с меня требуют еще и деньги. Причем интересно, что будут требовать и могут бандитов наслать, и т.д. Как только у людей появляются деньги, у них меняется менталитет, то есть они считают, что им можно то, чего нельзя другим. Они могут рабочим денег не платить за труд, при этом сами могут освящать магазины свои. Поэтому что говорить… у этих и деньги небольшие, а что говорить о тех, у кого огромные деньги? Я подозреваю, что такое количество денег природу их мышления совершенно меняет. Поэтому тот же самый Ленин правильно пишет о том, что если капитал видит прибыль больше 50%, нет такого преступления, на которое бы он не пошел.

К: А музыкой не получается?

РН: Не, ну музыкой как я могу полностью себя обеспечить?

К: Тысячи людей в России хотят слушать «Инструкцию по выживанию», тем более два альбома подряд новых выстрелилось…

РН: Нет, ну дело в том, что я же не Егор Летов, допустим, такой раскрутки нет у «Инструкции по выживанию», мы поскромнее гораздо в смысле популярности – это, во-первых, во-вторых, я никогда не занимался созданием своего культа, хотя «Инструкция…» считается культовой группой, но я этим никогда не занимался – не распространял, скажем, своих изображений за какой-нибудь колючей проволокой, и т.д. Мне это просто несвойственно, мне это даже неудобно. Поэтому соответственно нет и такого количества продаваемой продукции, которая может давать деньги. При этом никакое телевидение, никакое радио не крутили и крутить не собираются, и денег на то, чтобы сделать клипы, тоже никаких нет.

К: А есть идея сделать клипы?

РН: Честно говоря, мне не до этого. Меня больше не творчество интересует, интересует процесс сочинения, запись. Когда идет реализация, это мне же тяжелее гораздо. И если руку на сердце положить, то можно сказать, что я к монашеству готовлюсь. А, соответственно, что уж думать о творчестве, если готовиться к монашеству?

К: То есть, может быть, REX – это последнее, что мы услышим…

РН: Может быть. Может быть, и не хватит сил, хотя материала музыкального, песенного, очень много нереализованного, но я не знаю, удастся ли, есть ли время его реализовывать.

К: Ну а если люди будут просить всё-таки остаться в миру?

Ну, мне их просьбы здесь… их мнение – совершенно на это наплевать, это дело моё – оставаться в миру или уходить из мира. Я, например, нахожусь на том этапе мысли, что в миру оставаться – это очень глупо на сегодняшний день. Самое умное – из мира всё-таки уйти, потому что для человека это гораздо лучше – и для здоровья, и для души. А тешить себя надеждой, что ты в мире пребываючи, принесешь… Весьма сомнительно.

К: Но ваши песни зажигают сердца людей…

РН: Ну… они зажигают сердца людей, понятно. Но, как говорится… я-то тут при чем? Я ж имею право тоже на свою жизнь. Пусть они продолжают зажигать сердца людей, песен достаточно уже… Мне уж тут один говорит, два года назад говорит… Песню послушал, и говорит: «Ой, Роман, говорит, ты можешь умирать уже». Вон что. Мне уже умирать кое-кто говорит, а вы говорите – из мира… что там из мира уходить? Есть уже мнение, что ты уже умирай, нормально, парень, сделал всё, что мог, дальше уже только напортишь…